Участница трудового фронта.
Родилась в 1923 г. Война застала Лидию Ивановну в Москве, где она училась на 1 курсе Дефектологического института. Райкомом комсомола была направлена в Подмосковье на работу в лес. Вместе с другими студентами прокладывали трассу для окружной железной дороги, делали железнодорожную насыпь.
Осенью 1941 года учебу в институте совмещала с работой на заводе «Калибр». Зимой институт эвакуировали. Лидия Ивановна отправилась в г. Раненбург, где работала библиотекарем партийного кабинета.
В 1943 году вернулась на Кубань, где работала воспитателем в спецдетдоме для детей погибших родителей, затем организовала районное радиовещание.
После войны окончила Краснодарского педагогический институт.
С 1964 по 1978 г. работала на кафедре педагогики и психологии сначала Новозыбковского государственного педагогического института, после переезда в г. Брянск – Брянского государственного педагогического института: ассистент, старший преподаватель.
Лидия Ивановна вспоминала: «1941 год. Москва. Я – студентка-первокурсница Дефектологического института. Жила в Останкинском студенческом городке. Июнь. Солнечное ясное летнее утро. Просыпаемся на позывные радио: «Широка страна моя родная». По радио объявляют, что будет передано важное правительственное сообщение. Высказываем свои предположения. Но никто не сказал слова «война». Никто из нас ее не ждал. Вся жизнь изменилась. Светомаскировка, траншеи для укрытий. Мобилизация на защиту Родины. Вскоре грянула песня «Вставай, страна огромная». Меня вызвали в райком комсомола и направили на работу в лес. Жили мы в подмосковных деревнях. Пилили деревья, корчевали пни. Прокладывали трассу для окружной железной дороги. Отсюда вечерами наблюдали, как аккуратно, ежедневно немецкие бомбардировщики летели на Москву. Через деревни днем проезжали солдаты на грузовых машинах. Мы их поили молоком, которое покупали у одной женщины. Потом нас перевели в другое место. Мы делали железнодорожную насыпь. Высокую. Спали в палатках, на топчанах. Каждый день – воздушная тревога. Уставшие, мы не хотели идти в укрытие и буквально сползали с топчанов под них. В те годы были киножурналы. Их демонстрировали перед кинофильмами. И однажды я видела уже по телевизору такой журнал о работе на строительстве этой насыпи.
К сентябрю нас вернули на учебу. Но мы с подружкой, Живодеровой Верой, пошли работать на завод «Калибр». Он располагался недалеко от общежития. А Вера стала еще и донором. Она была крупного телосложения и нормально переносила отдачу крови. Ей давали дополнительное питание. На работу мы ходили пешком. Путь нам освещали залпы зениток, когда шли на ночную смену. А однажды, придя на ночную смену и начав работу, получила от начальника приказ: «Кончайте работу, идите домой». Я стала приводить станок в нерабочее положение, но начальник сказал: «Оставьте все, идите». С завода потянулся людской поток. Люди молчали. Кто-то тихо сказал: «Немцы под Москвой». Утром мы пошли на завод. Во дворе стояли платформы, на них грузили заводское оборудование. В кассе выдавали зарплату. Мы получили за 2 месяца вперед. Нам предложили эвакуироваться с заводом, но мы с подружкой решили эвакуироваться с институтом.
Еще такой эпизод. В студгородке были двухэтажные дома барачного типа. Однажды утром, возвращаясь домой после ночной смены, я увидела половину соседнего дома, не поперек, а вдоль. По всей длине. А рядом – воронка от фугасной бомбы. Это меня так потрясло, что я не помню, что же там видела. Что-то все смутно.
Институт тоже готовился к эвакуации. Нам выдали стипендию за два месяца вперед. Рюкзаки с продуктами. Солдатские ботинки. Предполагалось, что мы пойдем пешком, а вещи наши повезут машиной. Пешими мы не шли. Добирались с остановками транспортом. Ехали в пассажирском вагоне, на открытой платформе, в вагоне-теплушке, на санях, запряженных лошадьми. В некоторых местах останавливались надолго. Нас размещали по домам, но я не помню названий этих пунктов. На место назначения, г. Малмыж Кировской области, мы прибыли к новому году. Количество студентов резко сократилось. Юноши, видимо, по пути следования уходили в военкоматы, некоторые девушки уходили к знакомым. В Малмыже нас поселили в каком-то помещении. Были кровати, печка. Тепло. На улице морозы были и жесткими. Иногда мы не могли выходить из помещения. И чтобы купить хлеба, одевали кого-либо во все теплое, оставляя открытыми только глаза. И местные жители были в теплой одежде и покрыты инеем от дыхания. А так иногда питались в столовой. В городе было много эвакуированных из Прибалтики. Но мы оказались какими-то бесхозными. Одна девушка из старшекурсниц устроилась на работу в школу, другая вроде к каким-то людям. Я написала письмо отцу и он мне выслал 200 рублей на дорогу домой. У меня оказались две попутчицы. Я из байкового одеяла сшила себе штаны, и мы собрались в путь. На лошадях доехали до станции. Поездом до Казани. Останавливались в Рузаевке. Вокзалы переполнены людьми. В Казани было много людей в одинаковой черной одежде. Они образовывали что-то вроде пирамиды в одном из углов, видимо, согревались. В коридоре почты, около вокзала, мы видели такого человека мертвым. По пути к дому, в вагоне, я встретила одного такого человека. Возможно, эти люди были из каких-либо мест заключения. Это мое предположение. Эти люди мне потом снились, когда я была в тифозном бреду по возвращении домой. Ехали мы в Рязанскую область. Билетов не купить. Ехали в тамбурах. А вот от Рузаевки нам повезло. Нас взяли к себе в теплушку солдаты воинского эшелона. Там среди них был мальчик, брат одного из солдат, который потерял родителей, когда немцы пришли в их населенный пункт. Мальчик бежал и скитался по вокзалам.
Сошла я на станции Мосолово, Рязанской области. Там остановилась у подруги школьных лет, потом мы добрались до деревень, где были родственники. Встретились с подругой, которая бежала из Бреста. Мне помогли добраться до железнодорожной станции Проня. Там я купила билет на поезд и приехала в город Раненбург, сейчас это г. Чаплыгин, Липецкой области. Встретила меня соседка. Напоила, накормила. Отец был в ополчении. Мама с младшими детьми в эвакуации. В квартире я оказалась одна. Мне стало холодно. Я топила печь, но согреться не могла. Печь стала красной, я испугалась, что она может взорваться. Утром, сквозь пелену, я увидела, что приехала мама и потеряла сознание. Очнулась в больнице. Вокруг меня были люди в белых халатах. И я опять потеряла сознание. У меня был тяжелейший сыпной тиф. Лишь весной меня поставили на ноги.
В Раненбурге меня взяли на должность библиотекаря партийного кабинета. В городе и пригородах дислоцировались воинские части. В кабинет приходили офицеры и реже – солдаты. Офицеры, как я понимаю, были политработниками. У меня сохранилась маленькая, теперь очень зачитанная книжечка, «Лирика Симонова» с автографом майора Дубровского. Воинские части, пройдя подготовку, отправлялись на фронт. Некоторые военные мне писали письма. К сожалению, они не сохранились.
В город к родителям вернулась студентка музыкального училища, талантливая девушка Вера Якубянец. Она играла на аккордеоне, хорошо пела, читала стихи как Рина Зеленая. Вера создала агитбригаду самодеятельности, и мы успешно выступали в клубе города, воинских частях. Однажды в одной из пригородных частей в знак благодарности солдаты накормили нас вкусным рисовым супом.
Когда освободили Кубань от немецких оккупантов, отца направили туда для борьбы с бандитизмом. Это был уже 1942 год. В 1943 году он приехал за нами. В это же время мне пришел вызов на учебу в Москву. Отец сказал, что мне лучше поехать с семьей, а там видно будет, что делать. Я прислушалась к его совету.
На Кубань мы ехали поездом. Проезжали Сталинград. Поезд остановился. Пассажиры вышли из вагонов. Перед нами предстали руины по берегу реки. Даже кирпичи были измельчены. На огромном пространстве возвышался один высокий осколок дома. Пассажиры в руинах находили какие-то вещи. Например, часы. Эта картина запечатлелась в моем сознании на всю жизнь.
На Кубани, в станице Ново-Леушковской я обратилась в райком комсомола. Меня направили на работу по организации спецдетдома для детей погибших родителей. Мы собирали необходимые вещи с населения. Когда поступили дети, меня назначили воспитательницей группы мальчиков. Директором детдома был талантливый педагог. Он делал все возможное и невозможное, чтобы детям было хорошо. Он был для них настоящим отцом. В нем было что-то от Макаренко.
Райком партии отозвал меня с этой работы, и мне поручили организовать районное радиовещание. Поручение я выполнила. Стала редактором, корреспондентом, диктором – все в одном лице. Бывала я в колхозах. Видела изможденных женщин. Они меня встречали с радостью. Я с ними беседовала. Мужчин было единицы. Вся тяжесть по выращиванию хлеба (пшеницы) легла на их плечи. А пшеничные поля на Кубани – как бескрайние золотые моря. Красота необыкновенная. И вот эти женщины кормили армию и народ хлебом, которого очень не хватало.
Меня тянуло к детям. И я решила учиться. В октябре 1944 года я стала студенткой Краснодарского педагогического института. Город был разрушен. И мы после занятий работали на восстановлении разрушенных зданий. Были немецкие пленные. Но их скоро как-то не стало.
Комнаты, где начались занятия, были без мебели. Был один стул для преподавателя. Записывали мы лекции стоя, друг у друга на спине или у стены. Писали на старых, ненужных книгах между печатными строчками. Чернила делали из какой-то травы. И когда я подошла к государственным экзаменам, то мои конспекты оказались выцветшими.
День Победы я встретила в студенческом общежитии. Какой был восторг! Весь город высыпал на улицы. Все радовались, поздравляли друг друга. Светило кубанское яркое солнце. И жизнь начала понемногу улучшаться благодаря трудолюбию людей».
